Осенью 1942 года гитлеровцы начали наступление на Пущу Липичанскую. Использовали регулярные части, которые направлялись на фронт, а также войска Слонимского, Дятловского, Козловщинского, Желудокского и других гарнизонов. Оккупанты тщательно разработали план уничтожения партизан.
Немцы наступали с трех сторон, намереваясь прижать партизан к Неману. Завязались тяжелые бои. Один из них завязался в районе деревни Большая Воля. Он продолжался с утра до поздней ночи. Иногда казалось, что гитлеровцы вот - вот прорвутся через Щару, но каждый раз положение спасал бронеотряд. Броневики и танкетки в упор расстреливали фашистов, которые выползали на тонкий лед Щары.
Наступил вечер. У партизан заканчивались боеприпасы. Росло количество раненых. Под прикрытием небольшой группы партизан основные силы ночью оставили Большую Волю. Не знали народные мстители, что никто из великовольцев больше их не встретит, не положит в сумку кусок сала, не засунет в карман кисет с табаком...
...В тот день, когда немцы подошли к Щаре и завязали бой, все жители Большой Воли с детьми, животным, домашним пожитками ушли в Грабский лес. Кроме страха, досаждал холод и голод. Была зима. Снег еще не выпал, но сильный мороз сковал землю. Зажигать костры было боязно. Всё время над лесом гудели вражеские самолеты. Особенно тяжело было тем, кто имел маленьких детей. Двенадцатого декабря в лес дошла тревожная весть: партизаны оставили Большую Волю. Сюда пришли немцы.
"Что же будет дальше? - думали великовольцы. - В деревню сейчас дорога закрыта". Некоторые предложили ждать, пока немцы не выберутся. Не век же они будут сидеть в деревне... Но вскоре пришло новое известие, что гитлеровцы готовят облаву и всех, кого встретят на своем пути, убивают.
Люди не знали, что делать: пробираться в деревню или оставаться в лесу. Мальчишки каким-то образом пробрались в деревню и установили, что немцев там нет. Жители решили вернуться в деревню. На рассвете они оказались в родных стенах.
Мальчишки сказали правду. Немцев в деревне действительно не было. Спать, кроме детей, никто не ложился. Чтобы как-нибудь замаскировать свое временное отсутствие, нужно было распаковать вещи, поставить на место животных, навести хоть какой-нибудь порядок в домах.
В середине дня оккупанты приказали сельчанам угнать всех животных в назначенное место. Когда приказ был выполнен, гитлеровцы выбрали двадцать восемь мужчин, которые должны были гнать скот в Козловщину. Конечно, жалко скотины. Да что поделаешь... Люди надеялись, что может теперь немцы их больше не тронут. Забрали животных, и все. Но самое ужасное их ждало впереди.
Прошла еще одна мучительная ночь. Оккупанты почему-то задержали отправку скота. Говорили, что где-то возле Козловщины партизаны разгромили отряд карателей.
Великовольцы потихоньку стали выходить на улицу, наведываться к соседям. Гитлеровцы по-прежнему не обращали на них внимания. Нашлись смельчаки: старый Василий Ломако, Симон Чудиловский и другие, решившиеся дойти до немцев, просить, чтобы те вернули им коров.
Животных охраняло человек тридцать солдат. Великовольцы подошли к ним и жестами стали показывать, что им нужно. Немец слушал внимательно. Как-то жалобно смотрел на замученных людей, и в его впалых глазах была видна печаль.
Оглянувшись по сторонам, солдат вдруг заговорил, обращаясь к Василию Ломаке:
- Слушай, отец. Я есть интернационал... Понимаешь? Вас собираются стрелять... Бегите в лес. - Оглянувшись, он еще раз повторил: - Бегите, а то будет поздно!...
"Как понимать предупреждение немца? А что, если это провокация?"- предположения не давали покоя великовольцам. С тревогой на сердце ждали дня.
Утром в Большую Волю вновь наехали гитлеровцы. Среди них было много карателей в черных шинелях с нарисованными на рукавах черепами. Они двигались по улицам, что-то говорили между собой.
...Занималось пасмурное утро 16 декабря 1942 г. Решили переждать ночь, а утром посоветоваться, как быть. Собрались сельчане в доме Ивана Павочки. Предупреждение немца, известие с Коптей не выходили из головы. Как быть, что делать? Одни предлагали остаться в деревне, ждать, что будет. Вторые настаивали - пока нет немцев, бросать все и убегать в лес.
Слово взял Василий Ломако, старший и уважаемый человек. "Раздумывать и спорить здесь нечего. Пока не поздно, надо подаваться в лес. Переждем там несколько дней, а после будем видеть, что делать" - сказал он.
С ним согласились остальные, стали расходиться. Мария Ломако взглянула в окно и обомлела... Деревня окружена гитлеровцами. Якобы стая голодных собак, фашисты врывались в дома, выгоняли людей на улицу и под конвоем сгоняли на площадь к церкви. Не оставили в покое ни одной души. Они сняли с печи 109-летнюю Ганулю Чудиловскую. У старухи не хватало сил идти самой. Фашисты заставили Игната Ломаку и Петра Шалесного нести ее на руках. Константин Пузач был очень болен. Который день не вставал с постели, но и его потащили. Мария Чудиловская хотела незаметно оставить в колыбели своего ребенка. Это заметили солдаты, начали избивать женщину.
Каратели поймали Андрея Шалесного, Александра Рагиновича, Викентия Пузача, 15-летних мальчиков Матиевского и Урбановича, которые прятались в кустах за деревней, расстреляли.
Среди великавольцев случайно оказались две девочки из других деревень - Нина Траневич из Слонима и Елена Ступчик из Гуты. Попросили солдат отпустить девушек домой. Но где там! Каратели не хотели оставлять свидетелей своих кровавых преступлений.
Люди страдали от холода, особенно беспокоила неизвестность: что с ними будет? Немцы все время смотрели в сторону Крупиц. Наконец взревели моторы. Уминая сильными скатами песок, в Большую Волю въезжало девять грузовиков с карателями.
Грузовики остановились возле дома Павочки. Словно курганы, с них начали спрыгивать на гулкую, промерзшую землю каратели. Толстый офицер в теплом кожаном пальто с витыми серебряными погонами подал громкую команду. Каратели ринулись в толпу, и, пуская в ход приклады, начали выстраивать людей в одну колонну. Потом их погнали за деревню. Грузовики ехали впереди, за машинами под сильной охраной сунулись жители Большой Воли. У шоссе колонне приказали остановиться. Каратели засуетились. С грузовиков начали спрыгивать солдаты. Несколько карателей, вскинув на плечи ручные пулеметы, через шоссе направились к Щаре. Вскоре один из них вернулся и подал рукой знак.
Сельчан стали делить на две группы. Отчислив человек сто пятьдесят от колонны, каратели приказали им стоять на месте, а остальных повели дальше. Как только колонны укрылись за поворотом, группу великовольцев повели через шоссе к горе, которую называли Высокие Маглицы. Люди ужаснулись. Перед горой были установлены три пулемета. Великовольцы со слезами начали прощаться со своими детьми, соседями. Вопли женщин разнесся по окрестностям.
С давних времен у Высоких Маглиц брали песок. Здесь образовался большой ров, на откосах которого поросли молодые берёзки, сосны. Людей начали загонять в этот ров и ложить лицом вниз друг к другу.
Иван Павочка оказался на самом краю рва. Под левой рукой, ближе к сердцу, он держал семилетнего сына Михаську. Справа лежало лицом к земле его жена Степанида. К матери прильнула девочка Нина. Два дня назад ей исполнилось три года. Великовольцы ждали выстрелов, желали, чтобы поскорее закончились их страдания.
Наконец, свинцовый град рубанул по людям.
"Прежде чем услышать выстрелы - вспоминает Иван Иосифович Павочка, который чудом остался живым, - я почувствовал, что мне обожгло пальцы на левой руке. Сначала не понял, что такое. Потом жду новых выстрелов, а их нет и нет... Вокруг стонут люди. Вдруг слышу голос Михаськи: "Ой, папочка, мне в головке болит...". Только я успел сказать: "Терпи, сынок, скоро перестанет болеть", как ударила новая очередь. Тут я хотел пошевелиться, чтобы взглянуть на сынишку, но онемевшее тело не слушалось. Тогда я позвал: "Миша, Миша? Ты жив?" Мальчик молчал. Левая сторона начала заливать чем-то теплым. Это была Михаськова кровь. Третья очередь. Пуля рванула поясницу. В горячке я повернулся на бок... Обернулся, и теперь жалею об этом. Лучше бы мне лежать неподвижно, тогда бы я не видел страданий своих близких. Обернувшись, я увидел, как бьется о землю жена. Рядом с ней, забросив вверх окровавленное личико, лежит дочь. Я было устремился к ним, но новая страшная боль в правой ноге удержала меня. Какое-то время еще слышал стоны людей, отдельные выстрелы, которыми каратели добивали тех, кто поднимался на ноги. Потом провалился в темную бездну. Когда очнулся, почувствовал, что стало очень жарко. Не хватает воздуха. Пошевелился, попытался приподняться. За шиворот посыпалась земля, свежий поток воздуха придал силы, их хватило, чтобы выбраться из могилы.
Когда выбрался из ямы, то удивился: ночь, а земля белая... Сначала подумал, что показалось. Нет, земля действительно была белая. Пощупал рукой - снег! Нестерпимо жгло в груди. Лицом уткнулся в снег, начал его есть.
Начинало светать. Надо было поскорее бежать из этого страшного места. Мне казалось, что каратели обязательно увидят меня и добьют. Собравши последние силы, пополз по пухлому снегу в сторону Казённого леса. Ползу, а перед глазами - окровавленное личико Нины, в ушах - слабенький голос Михаськи "Папка, болит...".
Утро застало меня далеко в лесу. Идти дальше не было уже сил. Я зарылся в снег и затих".
